Никто из тех, кто хохотал, когда его посланцев возили на
свиных корытах.
Так что Город должен быть тоже поставлен на колени. А может быть, и обезглавлен,
сожжен, растоптан. Ужас побежит тогда дальше, вперед, с новой силой.
Впрочем, решение этого вопроса также следует предоставить Небесам.
Батый сделал жест, повелевая юному князю подняться, встать на ноги, и что-то сказал,
кинув быстрый взгляд в сумрачную часть шатра, туда, где сидели его жены... Его взгляд на
секунду приковала к себе Сабира, старшая жена хана, выделявшаяся среди остальных
возрастом - ей было далеко за тридцать, - а также прямым умным взгляд ом. Пятнадцать лет
назад Батый женился на ней, дочери императора Южной Монголии. Она была неизбежной,
неминуемой ступенью Батыя к вершинам власти: не обойти, не объехать. Обращаясь скорее к
ней, чем к молодому русскому князю, хан Бату что-то быстро и резко сказал на понятном не
всем присутствующим наречии Северного Тибета. Это означало, что реплика хана
предназначена не для всех ушей. По лицу Сабиры пробежала тень, но она тут же овладела
собой.
- Великий хан Бату, - тут же начал переводить толмач на русский, тоже мало кому из
присутствующих известный язык, - знает, ему донесли ваши русские, что имеешь ты, князь
Федор Юрьевич, жену, княгиню Евпраксию, из царского рода... и что всех прекраснее она
телом своим. ... Великий Хан говорит, что в доброте своей к тебе, посланнику дружбы и вечной
любви, распалился он в похоти ханской своей и желает перед вечерней дойкой кобылиц
изведать красоту жены твоей на своем царском ложе...
- Что-о-о!? - не понял князь Федор , чувствуя, что все плывет перед глазами.
- Овладей собой, князь , - посоветовал толмач . - Ответь. Хан ждать не любит...
Князь кивнул головой, переведя дух.
- Скажи хану, что не годится нам, христианам, водить к нему, нечестивому царю, жен
своих на блуд, - овладев собой, князь Федор произнес отказ совершенно спокойно, даже с
неким сочувствием. Произнося эту отповедь, он испытал чувство удовольствия от того, как
быстро и ловко ему удалось перевести острый вопрос в невинное религиозное русло, - "я,
дескать, не против, да вера, вишь, не позволяет". Подумав далее, что он излишне "заскользил"
перед Батыем, князь Федор возвысил голос и добавил:
- Когда хан нас одолеет, тогда и женами нашими владеть будет.
Батый , казалось бы, понял ответ и без перевода: он медленно, понимающе кивнул , как бы
соглашаясь со сказанным. Вопрос решился сам собой.
Хан слегка махнул пальцем куда-то вбок, в сторону Карагая, начальника охраны. В тот же
миг два огромных телохранителя схватили князя под руки и потащили прочь от Батыя , куда-то
вбок...
От неожиданности и быстро ты происшедшего Федор Юрьевич заметно растерялся и
только через миг, уже вытащенный из ханского шатра на свет божий, зажмурился от яркого
солнца.
"Ловко у них! - мелькнуло в голове. - Есть, значит, боковой выход... Ничего,
проглотишь! Получил что просил - будь доволен! "Распалился в похоти своей ханской "!
Старый козел. ...Да оно и к лучшему, что так посольство завершилось! Ведь если б выходить
пришлось из главного хода в шатер, то надо ползти было бы ниц, задом наперед, не сводя с
него взгляд , - как учил отец..."
Его оттащили уже далеко от шатра, шагов на сто, не меньше...
"Давно уже пора им отпустить меня", - подумал князь , но сопротивляться этому
быстро му влечению не стал, помня наказ отца о смирении: "Смиряя гордыню, спасешься сам и
вверенное тебе сохранишь".
"А как хорошо было бы прямо теперь оказаться с мечом, окровавленным вражеской
кровью, в самом жару сечи, на разъяренном коне! - представил себе Федор Юрьевич. -
Молод я, верно, еще; смирение - то не по мне! Рубить и топтать эту нечисть! Рубить и
топтать !"
...Наконец-то телохранители Батыя устали волочь его почти бегом и остановились, видно,
отдышаться, не отпуская, впрочем, княжеских рук...
Федор Юрьевич, не желая, чтоб его и дальше волокли подобным образом, недовольно
повел плечами, распрямился, встряхнул головой...
Здесь, в окружении повозок со скарбом, располагался, видно, ханский хозяйственный
двор.